Jenja Kuznetsov

Впервые я услышал эту историю на рынке Сук ас-Сарай за кальяном и за чашечкой чая от славного медника Ахмада Аль-Салима, пра-пра-пра-пра-и-ещё-семьдесят-семь-раз-пра-внука того самого медника Джафара Аль-Хадада, когда по случаю я приобрёл в лавочке Ахмада медный багдадский чайник.

Если нельзя достигнуть всего, то не следует отказываться хотя бы от чая. (с)

Давным-давно, когда великий халиф Гарун Аль-Рашид уже умер, а великий поэт Аль-Мутанабби  ещё не родился, жил в Багдаде медник Джафар Аль-Хадад.

Жил он бедно. Шестеро маленьких детей и жена, молоток с набором зубилец по меди, всего четыре овцы в хлеву и небольшая лавочка-мастерская на рынке – не дай Аллах, если что-то с ними случится – будет и помирать впору.

Каждый день рано-рано утром, с пением первых петухов приходил Джафар в свою лавочку. Ведь покупатель-то ждать не будет, а самый первый покупатель приносит счастье на весь день. И целый день с утра до позднего вечера делал Джафар из меди красивые кувшины, стаканы для молока, чашечки для замороженых сливок (это лакомство привозили халифу и визирям с гор, плотно укутав в меховые шкуры стеклянные сосуды), и чайники, и другую посуду. Только вот была одна беда – лавочка была расположена неудачно, на отшибе, и люди редко успевали дойти до этого конца рынка, ничего не купив по дороге.

И вот как-то раз жарким весенним утром зашёл к нему богатый купец. («Динь-дон» — поздоровались колокольчики над дверью). Ну то есть как зашёл – забежал, будто ветром его занесло и будто сама Смерть гналась за ним. Джафар тут же отложил работу, предупредительно поднялся на ноги, сложил руки в восточном приветствии и поклонился.

— ас салам алейкум, дорогой – произнёс Джафар. – Позволь предложить тебе чай?

— а.. аа… арррр… ааккркххх… — купец держался за дверной косяк и всё никак не мог перевести дыхание. Лицо его было искажено ужасом, глаза вылазили из орбит. — алейкум… ас салам… кхкхкх.. – наконец справился с ответным приветствием купец. — Что? Чай?

— да-да, прекрасный ароматный чай из самой Самарры, жена вчера купила на рынке у Аль-Бубакару, который с двумя бородавками на левой щеке, и сын у него старший женился недавно, слава Аллаху, и он ещё два месяца назад…

— Самарра! – вдруг дико закричал купец. — Самарра!… и вылетел из лавки, как ишак вылетает из куста с колючками, разве что ишак не учён захлопывать за собой дверь.

— да хранит тебя Аллах – только и успел сказать вслед ему медник, и уселся работать дальше.

«Динь-дон» — снова прозвенели дверные колокольчики на двери лавки Джафара спустя некоторое время. Это была женщина в накидке лазурного цвета. И что-то в ней было такое, что заставило Джафара снова встать и поклониться, хотя на Востоке и сейчас не принято приветствовать женщин так же, как мужчин, и тем более не было принято в те далёкие времена.

— ас салам алейкум, ханум – сообщил Джафар, украдкой разглядывая незнакомку.

Незнакомка…. Не была она особенно молодой, но и старой тоже не была. В уголках глаз прятались едва заметные морщинки, ресницы были длинными, а сами глаза… Они притягивали к себе, как притягивают вино и гурии к себе нечестивцев, хотя бы единожды поправших аяты Корана. Они менялись каждую секунду – без возможности заметить изменения. В один миг они приобретали синеватый оттенок крыла маленькой барханной бабочки, во второй – оттенок дорогого римского пурпура, а ещё через миг — они сияли грозной дамасской сталью. Они были и молодыми и старыми, детскими и взрослыми одновременно и попеременно.

Глаза незнакомки были самой Вечностью.

— алейкум ас салам – произнесла незнакомка, аккуратно присев около чайного столика. – Ты, кажется, что-то говорил о чае?

— …да, да, ханум, конечно… чай.. сейчас, да. Джафар снял чайник с огня и налил сначала незнакомке полный стакан, а затем налил и себе, и не забыл подвинуть гостье медное блюдце с финиками. – Что привело тебя, ханум, ко мне в лавку таким ранним утром?

— Была сейчас одна встреча… Хотя и очень неожиданная, признаюсь. Но зачем тебе, Джафар Аль-Хадад, забивать голову ненужными пустяками? Расскажи мне о твоём городе, пожалуйста.

— О, Багдад…. Благословенный Аллахом город, уважаемая ханум – сообщил медник, несколько удивившись тому, что она знает его полное имя. – Людей здесь много-много тысяч, а лошадей, ишаков и коз – и вовсе без счёта. Правит нами халиф Аль-Мутадид Биллах, да благословит Мухаммад его дни и поступки. Правит достойно, судит справедливо, воюет храбро. При нём всего полно в славном Багдаде – и золота, и лошадей, и шафрана, и красивых женщин, и шелков каких душа пожелает. А уж если захочешь что-нибудь, сделанное из меди, то во всём Багдаде ты не сыщешь лучшего медника, чем Джафар Аль-Хадад!

…Незнакомка слушала не глядя на Джафара и иногда кивала головой в особо цветистых местах. Её, кажется, больше занимал чай и обстановка его убогой лавчонки.

— Из меди… хмхм… Скажи, Джафар, ты можешь сделать мне чайник? Старый прохудился, а заплатки ставить на нём уже просто негде.

— Я сделаю тебе лучший чайник в Багдаде…. нет, в халифате! … нет, во всём мире, ханум! – ответствовал Джафар. После чего отодвинул от себя чай, встал к верстаку, накинул передник, взял в руки молоточек с заготовкой и принялся за работу. А так как он не любил отвлекаться, то не видел, что именно происходит в его лавчонке за его спиной.

А за его спиной посмотреть было на что.

Вздымались и опадали звёздно-синие тени по стенам, беззвучно проносились и исчезали в стенах хрустальные стрелы, и кроваво-красным заревом светились глаза незнакомки. И шёпот… стелился неумолчный многоголосый шёпот, возникающий только во время мерных ударов молоточка медника. Казалось, каждая чашечка и каждый кувшин шептали что-то своё.

Так продолжалось около трёх часов – каждый был занят своим делом и не мешал другому, да высечет Аллах эту мудрость каждому правоверному на лбу.

— Я закончил, уважаемая ханум – наконец сказал Джафар, любовно полируя крышечку куском ткани. – Вот твой чайник.

— О, какая красота! – восхитилась женщина. – Сколько я тебе должна?

По обычаю всех багдадских купцов Джафар завёл глаза под потолок и начал, поглаживая и ощупывая чайник, монотонно причитать что-то вроде:  — Так, так, так… Медь листовая, персидская, два дирхема за семь ратлей, так-так-так… косоугольный шов девять асбов по три кирата… витая ручка… чеканка…<***>… В общем, пять серебряных дирхемов.

Если возьмёшь ещё вооот эти ложечки, то отдам за четыре дирхема.

— Четыре дирхема всего? Да ещё и с ложечками? – недоверчиво переспросила незнакомка.

— Да, да, всего четыре полновесных серебряных дирхема – уже менее уверенно ответил Джафар.

— Побойся Аллаха, медник. Я могу купить такой же чайник, и ложечки, и большое блюдо – всё вместе – за два дирхема, и мне ещё привезут покупки прямо домой, — привычной скороговоркой сообщила ему незнакомка.

— Ой-вей, ханум. Только ради твоих красивых глаз, я подарю тебе его! … всего за три с половиной дирхема.

— Три с половиной дирхема?! Да за три с половиной дирхема мне подарят и ишака, который привезёт покупки!

— Ой-вей, ой-вей, ханум. Только сегодня и только для тебя, я готов уступить тебе чайник практически бесплатно! За три дирхема. За три маленьких серебряных дирхема, да нашлёт на меня Аллах несчастья – он всё видит – совсем бесплатно отдаю!

Незнакомка поднялась, отсчитала из кошелька три дирхема и протянула их Джафару.

— Возьми, о славный медник Джафар. Ты заслужил такую оплату. А за гостеприимность твою позволь наградить тебя кое-чем побольше, чем деньги. – с этими словами незнакомка плавно повела рукой по воздуху и за ладонью начал возникать золотой шлейф из тончайших частиц. Этот шлейф укутывал стены лавочки, садился на посуду, и словно впитывался внутрь через секунду.

Пусть каждый покупатель в твоей лавочке найдёт что-то нужное. – говорила незнакомка.

Пусть каждый твой гость уходит сытым.

Пусть жена твоя и дети будут одеты и обуты каждый день.

Пусть в чайниках твоих никогда не заканчивается чай, и пусть простая вода в них будет так же вкусна, как чай.

Джафар на секунду закрыл глаза – он испугался золотой пыли – а когда открыл их, незнакомки в лавочке уже не было, как и чайника, как и ложечек.

Только медленно мерцали кое-где золотые пылинки, но всё реже, реже, реже…

Мы с Ахмадом Аль-Салимом выкурили в тот вечер три кальяна и выпили никак не менее двадцати стаканов чая.  А чайник так и не опустел….